Какую цену заплатят французы за «революцию желтых жилетов»
Ровно сто лет назад в Кисловодске, находившемся тогда под контролем Добровольческой армии, родился Александр Солженицын – сталинский стипендиат и нобелевский лауреат, предлагавший превратить СССР в русское национальное государство и подороже продать Курильские острова. Для советской власти он был врагом. Но что означает его фигура для современной России?
К столетию со дня рождения Александра Солженицына на московской улице Александра Солженицына будет открыт памятник Александру Солженицыну. Это само по себе свидетельствует: юбилей значимый. Однако примут его не все.
Солженицын – из тех исторических фигур, которые, как принято говорить, «раскалывают общество». Именно исторических – далеко не каждый из тех, кто его превозносит и тем более ругает, читал книги юбиляра или хотя бы имеет адекватное представление о его взглядах.
Еще недавно в интернете имел определенную популярность тролль, который называл себя Львом Щаранским и выдавал фотографию Солженицына за свою. Тролль пародировал прозападных либералов, доводя их штампы до маразма: «Я привез грант для евреев, геев и демократических журналистов! Падение режима неизбежно! Слава Украине!». Этот глум он перемежал с крылатыми фразами самого Солженицына типа «жить не по лжи» и явно имел в виду, что нобелевский лауреат тоже «из этих» – тех, кого он высмеивает, то есть фигура, находящаяся где-то между Гарри Каспаровым, Петром Порошенко и Виктором Шендеровичем.
Это смотрелось дико, однако нельзя сказать, что тролль не имел прототипов. Благоговейный отказ части либеральных диссидентов от критики автора «Архипелага ГУЛаг» приближал их к этой злой пародии.
Реального писателя Солженицына обвиняли в русском национализме, антиукраинском шовинизме, антисемитизме, религиозном мракобесии, то есть в чем-то, прямо противоположном либеральной и прозападной установке, как их понимают в России. Если бы он писал статьи об отношениях с НАТО или «цветных революциях», их бы могли печатать в газете «Завтра», но там Солженицына, кажется, ненавидят особенно сильно и живут в вечной готовности приписать ему любые взгляды, вплоть до фашистских.
За вычетом всей этой пропагандисткой мишуры, раскол между теми, кто «за» Солженицына, и теми, кто «против», – это не раскол на «патриотов» и «либералов», как бы этого ни хотелось тем, кто называет себя «патриотами». Это продолжение все того же пресловутого раскола между «белыми» и «красными» с той лишь поправкой, что
Солженицына «красные» ненавидят особенно сильно из-за унизительного поражения, которое он им нанес.
Истории про Николая II, Колчака или Деникина – это в конечном счете истории про неудачников, если смотреть на них хоть с любовью, хоть с ненавистью, но честно. И это одна из причин, по которой фигуры из белого движения непопулярны в современной России, хотя их идеи явно ближе к средневзвешенному патриотизму или государственничеству, чем ленинский большевизм с его революцией, авангардом, свободной любовью, сожжением храмов, выборами командиров в армии, насильственной украинизацией Одессы и общественным туалетом в Памятнике героям Плевны.
Не то Солженицын, в кабинете которого висел портрет Колчака. До сих пор живы люди, которым писатель-диссидент нанес не только политическое, но и профессиональное поражение. Он был фигурой, с которой торговалось всемогущее брежневское Политбюро, но не принял предложенные компромиссы. Для его оперативной разработки был создан персональный отдел в КГБ, но в итоге не преуспел в его посадке. Его рассказы и повести, прежде изданные в СССР, уничтожались через измельчение в духе сталинских практик, но теперь эти рассказы преподают в школе. Его изгоняли из советской страны как предателя, но потом он получит государственную премию еще живой РСФСР и победно вернется уже в РФ с туром по 17 городам и речью, которую произнесет перед Госдумой.
А теперь памятник ему в центре Москвы открывает лично президент России. Что характерно – на бывшей Большой Коммунистической улице.
Солженицын стал символом реванша «белой России», но ничего, кроме символа, за этим реваншем не стояло. Писатель совершил ошибку, запоздав с возвращением на родину, когда его еще недавно бесконечно авторитетное мнение о том, является ли Украина частью России и достойна ли власти российская власть, было никому не нужно. А тот ужас от российской нищеты и бесправия, который он увидел и транслировал в 1994-м, для его сограждан был уже обыденностью.
Если бы это произошло на пару лет раньше, Солженицын вряд ли бы поддержал расстрел Верховного совета, но расстояние от Вермонта до Москвы исказило окуляр, и теперь оценка событий 1993 года – то немногое, что вызывающе дисгармонирует с его личностью и кажется еще одной ошибкой.
Третья видимая ошибка в том, что Солженицын сознательно отказался от политики и планировал действовать по-писательски – словом, но в России 1990-х, в отличие от привычного ему СССР, слова уже не имели ценности. Так он остался один, сам по себе – уникальным явлением, умудрившимся объединить в ненависти к себе Гайдара и Зюганова, и в то же время – капитаном Очевидность, в числе последних обнаружившим свою страну на краю пропасти.
Не пропусти он в США самые тяжелые годы, мог бы претендовать если не на лидерство, то на почетное председательство в партии русских националистов и гарантировал бы ей легальность одним своим именем (чего стоит одно только его возвращение через Магадан с коленопреклонением и целованием русской земли). Тогда история, возможно, могла бы пойти немного иначе, но пошла как пошла, и за русский национализм в России 1990-х отвечал в основном Жириновский.
Солженицын же, отказавшись принять высшую награду страны из рук ее «погубителя» – Бориса Ельцина, вновь попал под официальное забвение, чтобы вернуться из него как «одна из самых могучих фигур за всю историю России», по оценке уже Владимира Путина.
Даже если рождение и смерть писателя под одним бело-сине-красным флагом – всего лишь символическая победа «белых», открываемый по случаю юбилея памятник – лишнее напоминание, что с Солженицыным как с исторической фигурой лучше считаться, чем бороться. В этой специальной дисциплине проиграла сама советская власть – еще при жизни писателя, а ее ментальные последователи проигрывают после его смерти на одном контрасте.
Он был собирателем живых свидетельств, которого пытаются ругать историки от «Википедии» (это теперь к услугам тех, кто потешается над завиральным количеством репрессированных в «Архипелаге ГУЛаг», открыты госархивы, теперь-то каждый может казаться умным). Столь же нелепо выглядит война с кавалером орденов Отечественной войны и Красной звезды со стороны тех, кто побеждает бандеровцев в основном с дивана. А те, кто сознательно обесценивает его литературную «нобелевку» как «политическую», вторят в этом самому Солженицыну, тогда как Нобелевский комитет политическую подоплеку яростно отрицал.
И все же в бочке личных побед писателя над врагами, критиками и целой системой есть ложка дегтя сразу для всех, а в первую очередь для него самого. Вряд ли раскол на «белых» и «красных», вновь отразившийся в фигуре Солженицына, как неделю назад в борьбе Николая II с чекистом Папаниным за аэропорт Мурманска, – это то, чего бы хотел сам Солженицын. По крайней мере, тот Солженицын, которому теперь установлен памятник в центре Москвы.
Самое страшное, что может произойти с народом с точки зрения националиста, – это как раз раскол на «белых» и «красных», «православных» и «старообрядцев», «Россию» и «Украину». И пусть этот раскол произошел не по вине Солженицына, а волей самой истории, сам Солженицын может его только углубить, хотя большую часть жизни мечтал об обратном.
Однако объединиться против Солженицына, как хотелось бы кому-то, уж точно не получится. Против победителей объединяться глупо.
Источник: