Имя Доренко творило чудеса
В 1998-м, 1999-м, в 2000-м мы вместе работали на ОРТ. Доренко тогда знали все, имя его творило чудеса. 9 апреля 1998-го вдвоем с оператором мы снимали, как проходит Всероссийская акция протеста в Ярославле. С нынешними хипстерскими прогулками несогласных смешно даже сравнивать.
Народу собралось тысяч десять – все злые, голодные, полгода не получавшие зарплату. Нашу колотушку с тремя буквами на микрофоне быстро заметили, сначала удивлялись: «Надо же, смотри-ка, ОРТ», потом начали прислушиваться к тому, о чем мы спрашиваем отдельных людей, а тут, как на грех, какой-то чистенький гладенький старичок сказал, вот, мол, требуют работы, а сами работать не хотят. Тут все набросились сначала на старичка, а потом на нас. «Прекратите брать неофициальные интервью! Вы должны брать официальные интервью!» «Врете вы, врете! Ничего не покажете, все вырежете!»
Похоже было на то, что или камеру сейчас разобьют, или нас с оператором начнут бить плакатами «Ельцина в отставку» по голове, а может, и все сразу огребем. И тут кто-то из толпы нас буквально спас, крикнув: «Ребята, они для Доренко снимают!». И наступило затишье. Один только хмыкнул: «А что Доренко? То есть мужик он нормальный, но тоже продался».
Доренко сменил Александра Любимова, который возглавлял Дирекцию информационных программ. По Останкино ходили разговоры, что Любимов собирался корсеть разогнать, оставив пару корпунктов за границей, а все репортажи с мест покупать у стрингеров. Доренко нас, собкоров, сохранил; многие, как и я, обязаны ему работой. Ну и школой мастерства и выживания – времена были жесткие, приходилось выполнять социальный заказ на жанр, который в телевизионных кругах назывался «слеза народная».
Надо признать, что сам Доренко в узкие рамки жанра никогда не укладывался: он язвил в комментариях, жонглировал информацией, ходил по проволоке предположений, словом, исполнял номер, от которого у зрителей захватывало дух и съезжали представления о допустимом.
Своим бархатным, с легкой наждачкой баритоном он притягивал зрителей к телевизионным экранам – сегодня, в эпоху блогерства, сотни гораздо менее талантливых людей стали коллективным Доренко. Из формулы успеха – наглость плюс отбор ярких фактов – многие довольствуются только наглостью, любой более-менее амбициозный автор мнит себя волкодавом.
Доренко стал первым мастером троллинга; нынче в этом искусстве соревнуются не только пресс-службы министерств и ведомств, но даже лидеры государств. На этом фоне сам король эпатажа как-то попритих и ушел в тень.
Я снимал сюжеты для авторской программы Доренко, общаясь преимущественно с его шеф-редактором, по-настоящему крутым профи, который во многом и задал доренковскую стилистику, о чем сегодня никто, конечно, не скажет, но так оно и было. Доренко появился не сам по себе, возник запрос на такую журналистику, запрос на отстрел в прямом эфире.
Все мы, работавшие тогда в ДИПе, были, в большей или меньшей степени, цепными псами Бориса Абрамыча, просто у кого-то поводок был длиннее, у кого-то короче. Требовалось мочить правительство Примакова, это была негласная установка для всей корсети. Иногда, снимая репортажи о голодовках учителей («Вот до чего страну довели»), удавалось помочь отдельным людям, иногда не удавалось, за все за это предстоит отвечать, уже не здесь, но по полной.
Доренко талантливо отрабатывал задачи, часто с превышением. Не экс-собкору ОРТ его осуждать – я сам в его топку подкидывал дровишки. Примакова в итоге спалили, и Лужкова спалили, а Доренко стал единственным российским журналистом, о котором сочинили анекдот.
Сегодняшняя российская журналистика, что государственная, что оппозиционная, из всего опыта Доренко усвоила, пожалуй, только один урок. Можно, как говорят нынче, топить за какую-то политическую силу, совершенно не разделяя ее программы и убеждений. Лучше всего обходиться совсем без идей: «что ему книга последняя скажет, то на душе его сверху и ляжет»; под книгой мы, конечно, понимаем выпуск новостей или публикацию в «Инстаграме».
В спокойные периоды истории такая стерильность сознания большого вреда, пожалуй что, не приносит, но начнись, не дай бог, в России радикальные перемены, мы увидим такие метаморфозы нашего информационного поля, что горбачевская перестройка покажется веком невинности.
…«Всего вам доброго» – так он завершал свои телевизионные программы. Всего вам доброго, Сергей Леонидович – там, где нет ни рейтингов, ни целевых аудиторий, ни прямых включений, а Шеф не принимает вычеркиваний и правок в тексте жизни.
Источник: